Бунт кота

siamskaya-koshka

  Лето было в разгаре. Синее небо, зеленые деревья, полураздетые люди. Лето в Сибири невозможно сравнить с летом в каком-нибудь Индокитае. Здесь люди ждут лета, как манны небесной, потому что многомесячная суровая зима всех успевает достать своей невыносимой необходимостью.

  Я жил тогда с молодой женщиной, не знающей себя и котом. Кот был молодой – полтора года от роду, наполовину сиамский. Сильный, любознательный, песочный, с черной, как водится у сиамских, мордой. В самом расцвете жизни. Мышцы перекатывались по телу. Прыгал с места вверх на два метра.

   Так мы жили. В один день я ушел в университет на филологический факультет. Слушал лекции разных людей, спрятавшихся в чужих и своих концепциях мира, которые, как правило, не подтверждались реальностью, и это было частью игры. Ничего не предвещало беды. Звонок.

  – Кот упал.

  – Как упал? Куда упал?

  – С балкона прыгнул и упал. Приезжай скорее. Он живой. Я не знаю, что делать…

  Я чуть не сказал: вызывай скорую, но осекся:

  – Сейчас приеду. Где он?

  – Я занесла его домой. Он орет дурниной, ему больно.

  – Скоро буду. Звони в ветеринарку, вызывай.

  Пока ехал в такси, думал. Пятый этаж «хрущевки» в «Нефтяниках», за окнами повсюду деревья. Я особенно любил быть там летом, слушать шелест листвы – тополей и берез, как бывало, слушал в детстве, когда гостил каждое свое лето у дедов. Как кот умудрился там упасть? Хотя этот кот – прирожденный охотник: он все время пытался ловить птиц, и даже несколько раз притаскивал трупики синиц. Но там полно веток, он должен был зацепиться. Ловкий и крепкий кот. Наверняка, ничего страшного, просто ушибся.

  Когда я приехал, молодой парень – ветеринар – был уже у нас. Кот лазил по полу и орал. Передвигался он на передних лапах: задние лапы безжизненно болтались. Выглядело всё это плохо.

  Ветеринар сказал:

  – Скорее всего, сломан позвоночник. Надо везти на рентген. Если позвоночник сломан, то коту не выжить.

  В это время кот ползает по квартире из угла в угол, со злобой цепляясь когтями за щели в досках пола.

  – Но ведь может и нет? – спросил я с надеждой, глядя на взбесившегося кота.

  – Все может быть, везите на рентген. Я сейчас сделаю укол с обезболивающим.

  Я кое-как поймал кота. Он очень быстро передвигался так – на передних мускулистых лапах, похоже, это его бесило. Задние лапы болтались из стороны в сторону.

  Ветеринар вколол обезболивающий препарат и уехал. Кот успокоился: видимо, полегчало.

  – Я поеду с вами.., – сказала она.

  – Не надо, я сам все решу.

  Погрузил кота в большую спортивную сумку так, чтобы его голова бала снаружи. Нес сумку с котом на плече, кот с интересом рассматривал окрестности.

  Сели в маршрутку на «Исполкоме». Задние сидения были свободны, и я поставил сумку с котом рядом с собой, слева. Мы ехали по «Красному пути» – советские названия – осколки давно ушедшей эпохи, то и дело возникающие в России нового времени. Окна в маршрутке были открыты – жара. Кот вертел своей песочно-черной головой, его ноздри раздувались: он вдыхал летний воздух. Кот выглядел спокойным и довольным. Было видно, что ему нравилось наше путешествие. Моя рука была рядом.

  Люди садились и выходили на остановках, поглядывали на меня и кота, лежащего в сумке рядом. Некоторые улыбались нам, как заведено, когда видишь забавных и милых котов вблизи.

  Я смотрел в заднее стекло газели, на уходящую дорогу, на кота рядом и людей, сидящих напротив: «мы просто куда-то едем».

  Вышли на «Рабиновича». Ветеринарный институт был поблизости. Тяжесть кота давила на плечо. Мы шли. Кот по-прежнему с интересом следил за происходящим вокруг.

  На рентгене кот стал злиться и совершенно не давался новому для нас ветеринару: начал орать и вырываться. Только, когда я встал рядом и сказал:

  – Всё хорошо, надо потерпеть, – кот успокоился и замер. Аппарат сделал снимок.

  – Перелом позвоночника. Ничего уже не поделаешь...

  – Есть же какие-то приспособления.., – начал я.

  – Если оставить так, то срастется неправильно, и кота будут мучить жуткие боли, – сказал ветеринарный врач, – такое не лечится и не оперируется, только усыплять.

  – Других вариантов нет?

  – К сожалению, нет. Мучить животное не имеет смысла. Ему уже не помочь.

  – Это у вас можно сделать?

  – Да, прям сейчас можно.

  Кот спокойно лежал на холодной металлической поверхности рентгеновского аппарата. Я придерживал его за загривок.

  Мы пошли по коридору. Пустая спортивная сумка болталась на моем плече, кота я держал обеими руками. Он молчал, словно всё понимая. В бетонном коридоре жутко воняло мочой и дерьмом животных. Так мы зашли в полутемную комнату с металлическими столами.

  – Здесь, – сказал ветеринар, указывая на один из столов, – если хотите, можете попрощаться.

  – Да.., – растерянно произнес я.

  Мне самому показалось всё это странным. Он так сказал, будто речь шла о человеке, хотя это всего-навсего кот. К тому времени мне уже доводилось терять и хоронить близких людей.

  – Я отойду, – и ветеринар вышел в коридор.

  В полумраке и вони мы остались одни с котом возле металлического серебряного стола. Кот был совершенно спокоен, молчал.

  Все происходящее напоминало сюрреализм. При этом всё происходило просто, быстро и даже как будто обыденно.

  Ветеринар вернулся.

  Я положил кота на холодный металлический стол. Погладил его и сказал:

  – Пока, друг.

  Ветеринар уже стоял рядом со шприцом.

  Я вышел в коридор. Жутко воняло мочой и скотом. Я прикурил сигарету. Это немного разбавило всепоглощающую вонь. Поправил пустую сумку, что сползала с плеча. Вдруг захотелось вернуться в это странное помещение и остановить процесс – «ведь можно было что-то еще придумать», – но я стоял и продолжал курить…

  Не успел я докурить сигарету, как в дверях показался ветеринар.

  – Оставляете или будете забирать? – спросил он.

  – Буду забирать – пробормотал я, входя в помещение со столами.

  – Так он еще живой! – крикнул я, видя дергающегося кота в луже мочи.

  – Это агония, непроизвольные сокращения мышц. Он уже умер. Это нормально. Из-за этого и моча вытекла – мышцы расслабились.

  Я смотрел на кота. Он подергался еще немного и замер, окоченел.

  – Так что, оставляете или забираете? – спросил ветеринар.

  – Забираю, – ответил я.

  – Хорошо. До свидания, – сказал ветеринар.

  Я поднял кота из лужи его мочи. Положил в спортивную сумку и застегнул молнию. Ноша показалась тяжелее, чем была, когда мы сюда ехали. Я нес её в правой руке. Когда мы вышли на улицу, я вдохнул свежий воздух. Тот же самый летний воздух, которым мы дышали минут сорок назад с котом, который теперь лежит на дне сумки.

  Так я побрел к остановке.

  Сел в маршрутку так же – на свободное заднее сидение. Только сумку с котом я поставил теперь на пол. Люди заполняли маршрутку, едкий запах кошачьей мочи – тоже. Пассажиры, сидящие напротив и рядом, не улыбались. Ногой я стыдливо задвинул подальше сумку с мертвым котом под свое сидение. Мы ехали назад среди благоухающего лета и периодически нам всем бил в носы запах моего обмочившегося в агонии кота.

  А я ехал и смотрел по сторонам, как совсем недавно делал мой кот. Ему нравилось лето. Как и мне.

  Потом я донес кота до «Советского парка». Там возле деревьев с помощью найденной крепкой палки вырыл полуметровую яму, достал окоченелого кота и закопал его. Я не стал во что-то его упаковывать, чтобы он быстрее и проще разложился. Так утроена жизнь. Спортивную сумку я выкинул в ближайший мусорный бак.

  Спустился к Иртышу. Сидел на песке. Курил сигареты. Смотрел на реку.

Конец.

Сергей Садовничий

Омск, 2021 г.

Использовано фото из открытых интернет-источников. 

Кин-дза-дза: Пацаки и чатлане.

Читайте также: