Тошнота Рокантена

​ ​ Роман Жан-Поля Сартра «Тошнота», или как видится мир сквозь призму отчаяния. 

Ничего не боятся только дураки и еще отчаявшиеся люди; те, чье одиночество мертвой хваткой схватило за горло так, что тяжело дышать. Они живут со странными глазами, в которых читается немое сожаление. Окружающие, как правило, не замечают главных причин их странного поведения и списывают все на излишнюю нервозность, замкнутость или агрессивность. Такое отношение еще сильнее втаптывает этих обреченных на раннюю смерть людей в вязкость бессилия.

И только в день похорон на недоуменно-страдальческих лицах появляется тень безрассудного сожаления, все та же тень, что так часто скользила по уже безликому лицу умершего. И с удрученно-глупыми живыми лицами все друг за другом последуют на памятный обед, и там, в процессе пережевывания пищи, окончательно выбросят запутавшуюся мысль: «Что же случилось?!» –  во всепоглощающее пространство.

«От невроза можно избавиться, от себя не выздоровеешь».

Жан-Поль Сартр «Слова»

Главный герой романа Жан-Поля Сартра «Тошнота» по имени Антуан Рокантен задыхается от тошноты, и на протяжении всей книги талантливый писатель, философ-экзистенциалист с поразительной художественной точностью описывает мучения человека, одичавшего от самого себя. Трагедия героя заключается в его одиночестве – участь людей мыслящих. Он осознал свое существование, понял, что все вокруг существует и что посреди этой живой, дышащей жизни ему нет места.

​Рокантена тошнит от себя самого и от окружающего его бытия, которое опротивело ему своей безнадежной бессмысленностью. Каждая вещь, предмет, попадающий в поле зрения Рокантена, странным образом оживают в его болезненном сознании и существуют вместе с ним так же бесполезно и случайно, как он сам. Рокантен замечает, что у других людей нет такого острого чувства собственного существования, они живут легко, их переживания праздны и неглубоки.

Люди слишком заняты вещизмом: трагедии стереотипны, улыбки наигранны, смерть привычна, как кофе по утрам. Но герой Сартра существует не механически, не по шаблону, он чувствует себя самого и от этого ему противно. Он протестует против отождествления своей личности с вещью, Рокантен не желает быть просто живущим куском плоти, подверженным физиологическим закономерностям, смерти, наконец.

​Рокантен слишком поглощен рефлексией и самим собой – в этом его горе. Мир может быть только таким, каким он может быть, поэтому не следует впадать в какие бы то ни было крайности восприятия, пусть даже экзистенциальные. Если ты человек, значит, ты всего лишь кусок плоти и, одновременно – венец творения.

Рокантен никому не нужен – именно это гнетет его. Все это ощущение тошноты, всепоглощающей мерзости, которую он видит и чувствует, суть защитная реакция его сознания (подсознания), сознания достаточно сильного, сформировавшегося мужчины. Ему кажется, что Бог слишком слаб для него, видимо, потому, что вовремя не схватил его за руку и не вывел к свету. Тут вырисовывается сентенция Ницше: «Бог умер». Бог – выдумка слабых людей, которая нужна лишь для того, чтобы заполнить бессмысленность существования. А как насчет: «Ницше умер» – Бог?

​На самом деле эта бессмысленность придумана самим героем. Ибо любое самопознание подразумевает эгоистический подход. В данном случае – сугубо мужской эгоизм, воинственный, если хотите. По логике Рокантена лучше быть одиночкой, нежели трусливым и бессмысленным представителем общества. Только это – смелость отчаяния, то есть напускной героизм раздавленного страхом смерти человека. Страхом, возведенным в культ.

В чем исключительность героя, которую он так болезненно ощущает, если истоки (его) тотальной обреченности лежат в незаладившихся отношениях с любимой женщиной? Тот самый критический реализм мышления Рокантена есть слабость его духа, ибо он жалеет себя. Ему безумно жаль, что он никому не нужен, даже себе, – и это страшно.

​Рокантен мучается от своего собственного безупречного и при этом ограниченного «Я». Если бы он немного абстрагировался от любимого и неповторимого «Эго», которое так безутешно страдает от упоения самим собой, от сладостного истязания себя, то увидел бы мир по-новому, увидел бы другие души, а значит, увидел бы свою. А не только кокетливых потаскух, которые по понятным причинам должны постареть (это является самой страшной карой для них) и погибнуть; или жующих жирную курицу молодящихся, самодовольных стариков, чьи глаза бездумны. Но с чего он взял, что все они именно таковы?!

​Судить обо всем столь категорично нельзя, ведь не исключено, что какой-нибудь человек, сидящий с ним рядом в кафе, не страдает так же, как он, не чувствует себя таким же рабом экзистенции. Может быть, сорвав с себя въевшуюся маску всезнайки-страдальца, Рокантен увидел бы близкого себе человека и понял, что не так одинок.

Правда, Рокантен приближался к этой истине, когда язвительно рассуждал о чувствительных поэтах, о том, какие они «всепонимающие», а вот если подойдешь, схватишь одного за пальто и скажешь: «Помоги мне!», – он тут же убежит. Естественно, не каждый станет тебе помогать в такой ситуации. Скорее, он попытается ударить тебя или убежать. Если же подход будет более деликатным, то, вероятно, кто-нибудь все-таки пойдет навстречу, а это уже что-то.

Рокантен одновременно слаб и силен, смел и по-детски пуглив: «Странно, что мне настолько все безразлично, меня это пугает», – говорит он. Безразличие и страх – несовместимые понятия. Рокантен боится того, что ему незачем жить, незачем быть, а на самоубийство опять же не хватает сил. Он язвительно усмехается над влюбленными парами, играющими на публику, над семейными отношениями, где все пропахло нафталиновыми воспоминаниями. Это злость несостоявшегося человека: женщина отвернулась от него, а после неудачи следует отторжение. Рокантену не за что ухватиться, у него нет ни прошлого, ни будущего. У него есть только он сам в эту или следующую секунду осознания. 

​Рокантен есть неудачник, как и его товарищ – Самоучка, вечно вызывающий раздражение. Так происходит потому, что и тот и другой бессмысленно ломятся в чужие двери. В их разности есть их схожесть, ибо они оба «разбивают свой лоб о собственный лоб» (Франц Кафка). Рокантен остался в своем прошлом, которое умерло, так и не воплотившись в будущем.

Герой, как и сам автор в «Словах», приходит к творчеству как к единственному способу отдохновения своей измученной души. Вполне вероятно, что главным посылом к творчеству как раз и является боязнь смерти. Сам Сартр, подшучивая над своими близкими, говорил, что они-то все умрут, а он, Сартр, останется на полках и будет будоражить умы в веках. Как мы можем убедиться, в этой шутке была лишь доля шутки.

Автор: Сергей Садовничий 

2004